Операция действительно проходила в обстановке строгой секретности. Вот что рассказывает потомственный житель поселка Фабрики 1-го Мая под Дмитровым Алексей Корнилов.
– Наш поселок построен для работников местного торфопредприятия. Хилые щитовые дома, жители которых в момент наступления немцев спрятались в единственном кирпичном сооружении – в подвалах картофелехранилища.
Алексей Корнилов ведет рассказ, который в детстве ему передала бабушка Пелагея Ивановна.
Приоткрыв дверь картофелехранилища, щуплый голубоглазый мальчишка в немецкой форме и с фонариком в руке с удивлением оглядел женщин с детьми, спрятавшихся в подвале чудом уцелевшей «высотки», по которой до этого нещадно била немецкая артиллерия.
– Хохе! Хохе! Фойер! – размахивая руками в сторону высокой трубы картофелехранилища и нещадно жестикулируя, объяснял мальчишка перепуганным бабам их опасное положение. Мол, высокое сооружение, опасно, по нему стреляют. И продолжал: – Ватер! Ватер! Капут!
Выглянувшие из картофелехранилища женщины не поверили своим глазам. В разгар сорокаградусной зимы на протоках торфоразработок в пойме Яхромы разыгралось половодье. Бурные потоки с разломанными льдинами затопляли все вокруг.
– По всем протокам вода поднималась все выше, – вспоминала бабушка Алексея Корнилова. – Еще мгновение, ледяная вода пошла бы в подвал картофелехранилища.
Женщины с нехитрой поклажей, с детьми на руках выбирались из подвалов картофелехранилища, поднимаясь на насыпь дороги, что вела в сторону Дмитрова. О том, чтобы вернуться в свои дома, которые постепенно скрывались под водой, не могло быть и речи. В это время начался обстрел со стороны канала. Кто-то из женщин соорудил белый флаг из куска простыни (чтобы свои не подстрелили). Немцы торопились уйти на линию своих укреплений на противоположном берегу разливающейся Яхромы.
– Идти было тяжело. Бабушка шла с двумя детьми, третий – еще ребенок (моя мама) – на руках, – продолжает свой рассказ Алексей Корнилов. – Бабушка остановилась и решила разгрузить свою поклажу. Вспомнила летние башмачки у того мальчишки, который спас им жизнь, подбежала и отдала ему пару валенок.
– Данке, муттер! – прокричал уходящий из-под обстрела молодой белобрысый солдат.
Жители многих сел и поселков в долине Яхромы и Сестры вспоминать подобные истории уже не могут. Потому что вспоминать некому. Многие деревни были затоплены полностью. Особенно те, которые расположены в пойме Яхромы – между многочисленными протоками мелких каналов местных торфопредприятий. Некоторым, правда, повезло. Жителей Лугового поселка спасли стены и башни старинного Николо-Пешношского монастыря (там сейчас размещается психоневрологический интернат №3 г. Москвы).
Название села Усть-Пристань, стоящего на самом берегу «стрелки», в месте впадения Яхромы в Сестру, говорит о судоходном прошлом этих рек. Об этом вспоминает Галина Сиднева.
– Раньше жители и нашего села, и многих окрестных лесных сел занимались судоходным промыслом, – начинает, не спеша, Галина Михайловна. – Работали на мельницах, на старых деревянных шлюзах, доходивших до Сенежского озера, до Екатерининского канала, соединявшего Волгу с бассейном Москвы-реки. Когда река оказалась запертой трубой под новым каналом, по трубе даже на лодках стало трудно проезжать. Так что к войне у многих и лодок не было.
Сама Галина Михайловна уцелела после той сталинской операции, так как оказалась в другой деревне, которая не вошла в зону затопления.
Ее двоюродный брат Василий Сиднев тоже пережил войну. Служил в отряде зенитчиков в Лианозове.
– О страшном затоплении мне многие рассказывали, – вспоминает Василий Иванович. – Но приговаривали, что это – военная тайна.
– А чем вы занимались в Лианозове? – спрашиваю я.
– Ловили парашютистов. Очень много было диверсантов, которые пробирались пешком.
– Как пешком? Через линию фронта?
– Да не было здесь никакой линии фронта. Немец с крупнокалиберной артиллерией на Красной Горке стоит, а мы на другом берегу – с одним пулеметным расчетом.
Как бы то ни было, ценою многочисленных жертв среди мирного населения в десятках поселков и деревень Сталину удалось многое. Ему удалось, не обладая никакими резервами, сократить зону боестолкновений на Западном фронте практически до двух небольших точек – у деревни Крюково и на Перемиловских высотах, где немцев, пытавшихся прорваться через канал, сдерживал случайно оказавшийся там отдельный бронепоезд №73 войск НКВД. Бронепоезд шел из Загорска к Красной Горке (где уже выставлялась дальнобойная артиллерия, направленная на Москву), но застрял у станции Яхрома после взрыва моста через канал. Пока не была сформирована 1-я ударная армия Кузнецова, немцев на Перемиловских высотах (между Яхромой и Дмитровым) сдерживали бойцы 20-й армии под командованием генерала Андрея Власова. А монумент на Перемиловских высотах – единственный в России, где выбито имя этого генерала, который после окружения 2-й ударной армии Волховского фронта повернул оружие против Сталина.
По данным исследователя Михаила Архипова, в результате сброса вод Иваньковского водохранилища подъем уровня Яхромы составил четыре метра, а уровень Сестры поднялся на целых шесть метров. В таком случае в зоне затопления оказывалось более тридцати деревень и множество мелких населенных пунктов торфопредприятий, дома которых стояли непосредственно на урезе вод. Если вспомнить, что высота крестьянской избы с крышей не превышает четырех метров, а все вокруг было покрыто ледяной водой с осколками мелкого льда, то легко представить себе количество жертв. Не меньше (если не больше) их было и после взрыва плотины имени Куйбышева на Истринском водохранилище. Впрочем, другой исследователь, Вален­тин Бар­ковский, считает, что зона затопления реки Сестры могла быть гораздо меньшей. Слишком мало было времени, чтобы сварить заслонки на Восточном портале трубы под каналом. Возможно, наспех сваренные щиты не выдержали напора волжской воды, и потоки, сбрасываемые из канала через заслонки, сразу уходили в Волгу. Поэтому и многие деревенские дома на берегу уцелели.

Об исполнении доложено

К сожалению, технические архивы канала не сохранились. Были уничтожены в эвакуации, в Ульяновске, при загадочных обстоятельствах. Известно лишь, что руководители Большеволжского участка канала Василий Некрасов и Яхромского Дмитрий Агафонов отчитались по инстанции о выполнении задания. Если что-то и не получилось, могли об этом умалчивать (результат невыполнения указаний Верховного предсказуем). Одно можно сказать точно: водосброс через Яхрому позволил понизить уровень и взломать лед на всех шести подмосковных водохранилищах (так же, как и на Иваньковском).
Независимо от точки подъема на трубе под каналом, последствия затопления были чудовищными. Как во время памятного весеннего паводка на Лене (когда был затоплен город Ленск), с той лишь разницей, что все происходило в сорокаградусный мороз.
– Люди могли гибнуть, даже если дом чуть подтоплен, – говорит профессор-реаниматолог Фарит Галеев. – Стоит человеку в сорокаградусный мороз полчаса простоять по колено в воде, он уже труп.
Когда я беседую на эту тему с профессиональными военными, мне часто говорят, что педалировать тему гибели гражданского населения не имеет смысла. Мол, гибель мирного населения неизбежна. Из 27 миллионов жертв войны почти две трети находятся за пределами штатной численности РККА. Штурм любого села – это артобстрел, в котором гибнут прежде всего жители этого села.

Смерть без шлюзов

Когда я пытался выяснить зону затопления (и ориентировочное количество жертв) у старых жителей села Карманова, расположенного на реке Сестре, они обратили мое внимание на совершенно другие жертвы.
– Видите тот холм? Там просто скелеты внавалку! – мне показывают на небольшой холмик на берегу Сестры. – Там лежат каналармейцы.
– Красноармейцы?
– Нет, каналармейцы!
Жертв строительства этого канала, построенного незадолго до Великой Отечественной, вполне можно причислить к жертвам обороны Москвы. Тем более, что число погибших здесь на порядок превышает количество жертв сталинских затоплений осени 1941 года. Историки оценивают количество погибших каналармейцев как минимум в 700 тысяч человек (многие придерживаются оценок в полтора миллиона).
Жизнь заключенного «на общих работах» редко продолжалась более шести месяцев. Каждый лагерь, каждая «подкомандировка» (как в том же Карманове на берегу Сестры) окружена огромными рвами с могилами погибших зэков. Выжить могли только «козлы» (сотрудничавшие с администрацией и пролезшие на административные должности), стукачи и «придурки». Так называли тех, кто устроился на хлеборезку, кухню, на должность киномеханика. Или музыкантом в оркестр. В новом документальном фильме «Из воды и водою, или частная тюрьма для воды» (режиссер – Антон Васильев) есть потрясающий кадр: умирающие зэки бегут с тачками, а на парапете строящегося шлюза играет духовой оркестр – чтобы веселее было умирать. И названия сохранившихся поселков соответствовали темпам гибели от изнурительного труда: Темпы, Соревнование, Каналстрой, Трудовая-Северная…
В Москве массовые захоронения находятся там, где больше всего погибало зэков: вокруг шлюзов канала «Москва-Волга». Мало кому известные захоронения расположены в Нижних Мневниках, у 9-го шлюза (за нынешним рестораном «Ермак»), в парке «Покровское-Глебово», между 7-м и 8-м шлюзами, на берегу речки Химки.
На строительстве 10-го шлюза, в Перерве, было два отдельных лагеря: один – для священников, другой – для «шпионов», в основном сотрудников Коминтерна. Лагерь для «шпионов» располагался на нынешней улице Гурьянова (неподалеку от дома, взорванного осенью в 1999-го). Второй – для священников – ниже по течению, на другом берегу Москвы-реки, у восточного входа в парк «Коломенское». Хоронили зэков на нынешней Коломенской набережной, у верхних ворот 10-го шлюза. Впрочем, погибающих было так много, что все окрестные рвы в Коломенском были заняты трупами. Речники рассказывают, что после каждого весеннего водосброса скелеты зэков можно увидеть на обнажающихся склонах парка «Коломенское».
Жители подмосковного поселка Летчик-Испытатель (около 6-го шлюза) рассказывают, как прошлым летом «новые русские», завладев бывшим колхозным полем с могильным курганом, по ночам тайно хоронили трупы, обнаруженные при строительстве фундаментов под коттеджи.
Через два года после начала строительства канала был издан приказ №359 от 03.07.1934 по Дмитлагу (так назывались подразделение ГУЛАГа, в ведении которого находился «Волгострой», позднее переименованный в «Каналстрой»). Вот что там написано по этому поводу: «Вопросу отвода участков под захоронения со стороны начальников строительных районов и участков не уделяется должного внимания, участки под кладбища занимаются произвольно, без учета охранной зоны канала и расположения водоисточников, кладбища не окопаны, не обнесены изгородью, захоронения трупов производятся небрежно, особенно в зимнее время».
В приказе говорилось, в частности, о захоронениях в Южном строительном районе на Никольском и Щукинском участках. Речь идет о шлюзах №7 и №8. Никольский участок – это район нынешнего Никольского тупика (дамба через речку Химку у 7-го шлюза), а Щукинский – участок у 8-го шлюза (бывшая деревня Щукино, располагавшаяся на месте нынешнего жилищного комплекса «Алые паруса»).
Приказом №359 было предписано «в месячный срок оформить захоронения, выполняя их, по возможности, на гражданских кладбищах, а самостоятельные кладбища открывать только в крайних случаях, согласовывая их с начальниками санитарных отделений лагерей и гражданскими органами санитарного надзора». Однако умирающих зэков было так много, что ни о каких «гражданских кладбищах» не могло быть и речи. Тогда возникла и другая практика (позднее воспроизведенная при строительстве таджиками модных элитных новостроек – о чем говорилось в том же фильме «Из воды и водою, или частная тюрьма для воды»): погибающих и умиравших зэков замуровывали в бетонные основания шлюзов. Естественно, и случайно упавших со строительных лесов никто не поднимал. Медленно погибали, затягиваемые жидким бетоном (в литературе описан подобный случай на строительстве шлюза №3 в Яхроме).
О том, что это отнюдь не досужие байки, говорят свидетельства строителей, недавно прокладывавших две новые нитки тоннелей Волоколамского шоссе под каналом между 7-м и 8-м шлюзами и строивших транспортную развязку на пересечении улицы Свободы и Волоколамского шоссе. Они сталкивались и с огромными рвами, внавалку заполненными скелетами (при строительстве опор эстакады), и с замурованными в основание канала трупами (при строительстве новых тоннелей под каналом).
Когда, зная обо всем этом, едешь по тоннелю, углубляющемуся с каждым зигзагом, кажется, что тоннель спускается в ад.
Потоп, которого не было

Справедливости ради надо сказать, что затопление населенных пунктов в Подмосковье было не единственным в истории Второй мировой. Другой случай представлен в киноэпопее «Осво­бождение» Юрия Озерова. Как бы ни относиться к этому пропагандистскому творению, одна из финальных сцен этого фильма просто потрясает. Та сцена, в которой по указанию агонизирующего фюрера были открыты заслонки шлюзов на Шпрее, чтобы русские разведроты не добрались до подвалов рейхсканцелярии.
Вода сквозь открытые заслонки устремилась по тоннелям метро и городских электричек, затопляя на своем пути все станции, которые использовались жителями Берлина в качестве бомбоубежищ. В фильме мы видим подземную станцию городской электрички (S-бана) «Унтер-ден-Линден» в непосредственной близости от Рейхстага. Вода, хлынувшая по тоннелям, стремительно прибывает, а недавние враги – советские и немецкие солдаты – вместе спасают раненых и, выстраивая оцепление, выводят из затопленной станции женщин и детей (именно в этом эпизоде гибнет под водой один из главных героев фильма в исполнении Николая Олялина).
Еще худшая участь ждала Москву. Если бы с запасных путей станции Москва-Рязанская-товарная ушел спецпоезд в Куйбышев (Самару) с единственным пассажиром и его челядью, в Москве с приходом противника взорвали бы Химкинскую плотину, которая отделяет акваторию Химкинского водохранилища от вытекающей из него через парк «Покровское-Глебово» речки Химки. Уровень водохранилища – 162 метра, уровень Москвы-реки в центре Москвы – 120 метров. Сорокаметровый напор с объемом воды шести водохранилищ от Москвы до Икши смел бы все на своем пути, уничтожая все здания и сооружения вместе с их обитателями на протяжении десятков километров.
– Мы с вами сидим на третьем этаже в здании на самой высокой точке холма, – рассказывает бывший начальник управления Канала им. Москвы Иван Родионов. – Расчеты показывают, что поток воды дошел бы здесь до уровня третьего этажа, а верхние этажи многих высотных зданий в центре Москвы стоят на гораздо низшей отметке.
– А Кремль?
Родионов только разводит руками.
После войны идею затопления столицы России стали приписывать Гитлеру. У московского драматурга и режиссера Андрея Вишневского появилась даже пьеса «Moskauersee» о жизни в послевоенной Москве (на озере, образовавшемся после победы Гитлера). Однако затопление столицы силами войск НКВД было неизбежным именно после отъезда Сталина. К таким процедурам готовились очень тщательно.
– Когда в восьмидесятые годы разбирали старый мост на Дмитровском шоссе, в его основании нашли десятки тонн взрывчатки, пролежавшей в насыпи еще с войны, – говорит Валентин Барковский.
Сколько тонн взрывчатки лежит в насыпи Химкинской плотины, неизвестно. Плотина в парке «Покровское-Глебово» до сих пор опутана ограждениями с колючей проволокой и круглосуточно охраняется автоматчиками.
Источник http://www.sovsekretno.ru/magazines/article/1963

Кстати, если бы авторы были немного знакомы с физикой, про 25 метровую стену воды писать бы постеснялись. А вот от этого: "суммарный напор достигает сорока метров" плавится мозг, зато проясняются цели автора.